Читать и думать — полезно

Чтение художественного текста — это всегда перевод, превращение одной последовательности знаков в другую. Если текст действительно художественный, он сам приведет меня к тем выводам, на которые я только способен в данный момент. В этом и есть интрига чтения: пуститься в плавание без плана, не зная заранее результата, но обладая надеждой и доверием.

Потому и существует понятие художественного воздействия, что оно соответствует художественному способу восприятия человеком жизни. Другого способа просто нет. А художественность подразумевает свободу сочетания частностей, которые вдруг оказываются в данный момент важными, и свободный выбор реакции на эти сочетания.

И тогда обнаруживается, что всем тем, что можно выразить словами, можно только играться, а чем играть нельзя — и выразить невозможно. Любая попытка сделать это превращается в игру, цель которой мне не всегда доступна . Максимум, что я могу сделать — хорошо играть. И очертить своей игрой грань безмолвия. Быть может, об этом были последние слова принца Гамлета — «Далее — тишина».

Великое произведение искусства — очередная в бесконечном ряду попытка построения модели мира из элементов, глубоко присущих человеку как мыслящему и чувствующему существу. Если я снова читаю «Гамлета», значит во мне есть нечто от Призрака и принца, Клавдия и Гертруды, Розенкранца и Гильденстерна. Поэтому размышляя над идеями и героями, созданными выдающимися мыслителями, я имею шанс если не разрешить свои проблемы, то, по крайней мере, изменить аспект их рассмотрения.

Выполнил ли Гамлет указания Призрака своего отца? Чего хотел Призрак добиться своим появлением перед изумленными героями пьесы, которая и стала трагедией именно благодаря его появлению? Зачем Призраку, собственно, понадобился Гамлет? Почему он не мог сам решить свои проблемы, просто явившись Клавдию и Гертруде? Одного визита к братоубийце, возможно, было бы достаточно, для достижения заявленных целей: мести и освобождению королевского ложа от осквернения. Посредничество Гамлета привело к гибели всех, в том числе посредника. Трудно сказать как реагировал Призрак на результат выполнения своих указаний. Зато можно с уверенностью утверждать, что роль предвестника несчастий ему удалась вполне. Осознавал ли он её? Осознаём ли мы те роли, что удаются нам вполне? Или наоборот: они в той мере нам удаются, в коей непостижимы?

Гамлет, в определенном смысле, повторил судьбу своего отца. Он также умер не раскаявшись в грехах. В чем именно был грешен старый Гамлет, наверняка не известно. Зато его сын убил Полония и Лаэрта, косвенным образом виновен в смерти Офелии, отправил на верную гибель Гильденстерна и Розенкранца, вопреки воле призрака своего отца, не уберег Гертруду, и Клавдия заколол, не дав раскаяться. В конце концов, дал убить себя, вполне осознавая опасность, что можно приравнять к греху самоубийства. В общем, было в чем облегчить душу. Да не пришлось. Так что, вполне вероятно, отец и сын встретятся там, откуда еще никто не возвращался. Похвалит ли старый Гамлет молодого за успешно выполненное задание или погрузится в еще большую скорбь от содеянного — нам неизвестно, да, собственно, и знать не полагается.

 

 

категория: Бизнес, психология и прочее, Статьи;

 

 

16 декабря 2015

 

 

 

 

Яндекс.Метрика